В 28-м выпуске проекта «Лудоманы» мы впервые пообщались с мамой человека, страдающего от игровой зависимости. Татьяна уже больше 10 лет живет в роли созависимой, и избавиться от этого статуса ей долгое время не помогал ни горький опыт, ни слова мужа.
Metaratings.ru собрал главные хайлайты из интервью с Татьяной . Обязательно смотрите видеоверсию и подписывайтесь на канал МЕТА TV – там много качественного и полезного контента.
«Все наши разговоры с сыном были похожи один на другой»
Татьяна рассказала, как начала развиваться проблема, и какие были первые шаги для ее решения.
«Я пришла, чтобы поделиться своим опытом. У меня зависимый сын, и мне пришлось многое пережить. В основном хочу поделиться своими мыслями с мамами лудоманов. Рассказать, как я справлялась с этой ситуацией.
О пристрастии сына я узнала давно. Был момент, когда у него исчезли деньги, которые ему подарили на день рождение. Сначала он придумал какую-то отмазку, но когда такая история повторилась еще раз, то он просто признался, что делает ставки. Мы в семье не знали, что это такое. Мы знали про существование игровых автоматов и случаи, как люди проигрывали все в этих автоматах. Тогда мне казалось это чем-то нереальным».
«Осознание того, что это большая беда, пришло, когда сын стал отстраняться от нас и испытывать агрессию. Для меня вся та ситуация была крахом надежд. В какой-то степени была паника. При этом было желание очень быстро все исправить и помочь, пока это не поздно».
Все наши разговоры с сыном были похожи один на другой. Сначала это были взывания к разуму, какие-то объяснения. Сейчас я понимаю, что это не имело смысла, потому что тогда мы не знали особенности этой проблемы. Тогда казалось, что за счет каких-то доказательств и примеров можно было добиться результата».
«В ребцентре лудоманам приходится сосуществовать с людьми, у которых зависимость другого рода»
Татьяна также рассказала о попытках связать сына со специалистами и реабилитационном центре, который ему в которой они его устроили.
«Мы пытались найти специалистов, были предложения ребцентров. Первое предложение ребцентра мы отвергли. Мы думали, что плохо выдергивать его из социума, ведь тогда он еще учился в институте. Наверное, просто испугались сложностей. После обращались к психологам и психотерапевтам, но, к сожалению, это было по нашей инициативе. Сын ничего не предлагал и не шел на наши уговоры.
Перед тем, как отправить сына в ребцентр, с ним был разговор. Сначала он согласился, но потом пошел на попятную. В итоге мы его туда отправили, и он провел там 9 месяцев. Этот период был, с одной стороны, отдыхом для семьи, а с другой стороны, периодом надежд. В самом ребцентре в основном были нарко- и алкозависимые люди. Из лудоманов по соседству там был только один человек. .
Специалисты в ребцентре стараются делать свое дело хорошо. Сын, наверное, тоже благодарен им, несмотря на то, что ему пришлось находиться там такой длительный срок. Мне кажется, что нет смысла на такой долгий срок изолировать человека от общества. Вдобавок, в ребцентре лудоманам приходится сосуществовать с людьми, у которых зависимость другого рода. Хотелось бы, чтобы было какое-то разделение.
После выхода из ребцентра сын продержался очень мало. Конечно же, он скрывал, что все возобновилось, но возобновилось это недели через две. К сожалению, ребцентр не помог смене убеждений».
«Если все ресурсы брошены в одну сторону, то естественно, не хватает времени на все остальное»
Мы поговорили и об отношении Татьяны к проблеме своего сына и чувстве собственной вины.
«Мне кажется, что не быть созависимой, когда близкий член семьи находится в таком положении, невозможно. Кажется, что это естественно, когда ты бросаешь все свои ресурсы на помощь. Но потом постепенно понимаешь, что эта тактика не работает. Я испытываю чувство вины, но понимаю, что его не надо бы испытывать. Если все отмотать назад, я со своей стороны понимаю, что мне стоило бы проявлять больше человечности в общении. Нужно было давать больше самостоятельности в любом выборе.
Если все ресурсы брошены в одну сторону, то естественно, не хватает времени на все остальное. Конечно же, другие люди не должны страдать от того, что есть человек, который слаб духом и даже не просит о помощи. Наступает такой момент, когда ты понимаешь, что все делается зря».
«Вранье – это неотъемлемая часть процесса игры»
Татьяна рассказала о мужском и женском взгляде на проблему, а также о постоянном вранье сына.
«Отношение супруга к проблеме очень трезвое и реалистичное. Мужчины менее склонны к иллюзиям. Они не боятся признаться себе, что происходит, и к чему это может привести. Всякий раз, когда мой муж видел, как я оказывалась в роли спасательницы, это вызывало у него отвращение. Он описал дальнейшее развитие ситуации еще в самом начале проблемы. Когда речь зашла о ребцентре, он не препятствовал, но и не верил.
Женщины склонны к жертвенности. Они больше питаются иллюзиями и даже маленькая надежда питает у них большие надежды. Каждый раз они надеются и верят, что все будет хорошо. Вранье – это неотъемлемая часть процесса игры. Но нужно сказать, что созависимые рады обманываться. За 12 лет игры сына вранье в нашей жизни присутствовало постоянно».
«Самое неприятное, что из-за проблем сына распалась семья»
Татьяна поделилась мнением, какие события в жизни лудомана должны случиться, чтобы он остановился.
«Это очень индивидуально, на мой взгляд. Люди все разные, темпераменты, психотипы, и кому-то достаточно реакции окружающих, а кого-то это вообще не волнует. У каждого своё. Нет такого критерия, который бы точно соответствовал окончанию этого периода.
Насколько я знаю, мой сын сейчас ставки не делает, как он говорит. Он всё равно пытается заработать деньги путём других азартных игр. Если бы у меня была возможность подарить сыну одно из качеств, то я бы его наградила силой духа, осознанностью и ответственностью.
Самое неприятное, что из-за проблем сына распалась семья. Это самое неприятное, не рассказать что-то конкретное – все очень похоже и все очень ужасно. Первая роль в семье – это понимание проблемы, чем семья быстрее осознает, степень проблемы и возможные последствия, тем лучше. Я не считаю, что надо прекращать общение, но так получается, что общение, если человек находится в игровой зависимости, в основном возникает по инициативе зависимого, потому что ему что-то нужно, а члены семьи обращаются к нему, чтобы убедиться, что ещё не всё потеряно. А тёплые семейные взаимоотношения, решения каких-то общих проблем – это полностью уничтожается».
«Невозможно спасти человека, пока он сам не обратится за помощью»
Татьяна поделилась собственным видением на то, какие ошибки совершают большинство мам лудоманов.
«Практически все мамы стремятся спасти, потому что думают, что это возможно. Но я на своём примере хочу сказать, что это невозможно, пока человек сам не обратится за помощью. Какой бы хороший человек ни был, пока человек говорит, что ему это не нужно, я это не возьму. Жалко и своё время, силы, здоровье, вся психосоматика бушует. Игроку помогает изменение отношения к ситуации, путём смены убеждений.
Не было такого, чтобы я закрывала долги за сыном, потому что все свои финансовые трудности он подавал под другим углом. Чаще, бывало, он закрывал долг, а жить не на что. Ну и какие-то были просьбы, но долг я никогда не закрывала. Я обошла стороной этот вопрос, чему очень рада».
«Лудоману невозможно помочь, когда он не видит своего будущего вне игры»
Героиня выпуска рассказала о том, как болезненный опыт поменял её отношение к жизни.
«Перекрывать проблемы с лудоманией созданием семьи – безрадостная затея. Во-первых, это невозможно перекрыть. Игровая доминанта перекрывает всё. Даже отношения с семьёй. Если есть такая иллюзия, что это возможно сделать, то не стоит вестись.
В каком случае лудоману невозможно помочь? Когда лудоман не видит своего будущего вне игры. Есть мнение, что, дойдя до определённого возраста, уже нет смысла с этой лудоманией что-то делать. Меня лудомания научила тому, что всё, что мы делаем в жизни, даёт нам опыт. Я в какой-то степени не жалею, что были эти годы трудностей. Думаю, что они пригодились и пригодятся ещё в будущем. Это именно анализ и выводы сделанные. Не конкретно про лудоманию, а про отношения с людьми, с близкими, с жизнью, мироустройством.
Я всегда была перфекционистом и отличницей. Можно себе представить, как бабахнула по мне эта ситуация. Сейчас я ощущаю, что я вообще ничего раньше не знала о жизни, и если бы жизнь закончилась лет пять назад, то я была бы дура дурой. Опыт, приобретённый за эти годы, не только относительно лудомании, он богатейший».
