23 августа эстонская теннисистка Анетт Контавейт опустилась на 30-ю строчку рейтинга WTA. Незадолго до этого она начала сотрудничество с новым тренером – известным российским экс-теннисистом Дмитрием Турсуновым, который ранее помог войти в топ-15 Арине Соболенко.
Под руководством Турсунова Контавейт за два месяца выиграла турниры в Кливленде, Остраве, Москве и Клуже, тогда как ранее за всю карьеру взяла лишь один титул WTA. Эстонка совершила мегарывок на 8-ю позицию рейтинга и отобралась на Итоговый турнир года в Мексике.
Один из творцов ее успеха, обладатель Кубка Дэвиса и победитель 14 турниров ATP Дмитрий Турсунов дал большое интервью Metaratings.ru , в котором рассказал:
- Какие странные предложения ему поступали до начала работы с Анетт;
- почему многие теннисисты считают тренеров слугами, а не учителями;
- правильно ли поступил Медведев, не выступив в России;
- над чем Дмитрий работает с Контавейт и на что нацеливается на Итоговом турнире;
- насколько болезненно он пережил конфликт с Соболенко.
«Игрок, который, как я считал, может подняться выше, воспринимает тренера как горничную, которая будет носки стирать»
– Последний раз мы с вами разговаривали в марте, тогда вы были на распутье. Только расстались с Соболенко, всерьез обсуждали открытие кофейни, и не понимали, будете ли тренировать. Как получилось, что сошлись с Контавейт?
– Ее менеджер нанял компанию, которая должна была подыскать Анетт тренера. Она состыковалась со мной, рассматривали несколько кандидатур. Потом пару раз поговорили с Анетт, проводился своего рода отбор. В итоге договорились попробовать на несколько недель, а затем решили продолжить.
– Когда с вами связались? Вы хотели продолжать работать тренером?
– После Уимблдона. Я был в поисках, но тренер не может просто брать и навязываться игрокам. Возможно, кто-то так и поступает, но я придерживаюсь другой философии. Считаю, что игрок должен искать тренера, а не наоборот, потому что должен быть соответствующий запрос. Если ты навязываешь себя как специалиста, ты потом будешь навязывать свое мнение игроку – что ему надо делать, а что не надо. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Кроме Контавейт, кто-то связывался с вами?
– Было две или три ленивых попытки: одна была совсем юморная.
– Интересно...
– Возможно, я не прав, так как все по-разному смотрят на вещи. На то, что кажется юморным для меня, тренер на периферии может сказать: «Я за такие деньги готов 24 часа в сутки пахать». Я считаю, что, когда профессиональный спортсмен ищет способ улучшить свои показатели, которые напрямую влияют на финансовое благополучие, тренер – инвестиция. Например, ты зарабатываешь 500 тысяч в год до расходов и пытаешься найти того, кто поможет зарабатывать тебе миллион и добраться до 20-го места. Предлагать тренеру суммы, которые ты бы платил спаррингу – для меня это юморное предложение.
Ты обесцениваешь работу специалиста. Думаю, ни один нормальный человек, который себя уважает, не захочет и не будет на это соглашаться, если только не находится в трудной жизненной ситуации. Поэтому для меня такие предложения и являются юморными.
Игрок, у которого есть возможность подняться выше, как я считал, просто не воспринимает тренерскую работу как что-то необходимое, а относится к тренеру как к обслуживающему персоналу, как к горничной, которая будет носки стирать. Фамилию называть не буду – в теннисе почти все спортсмены имеют огромное эго, могут обидеться.
К сожалению, это не всегда проблема игрока. Существуют родители, окружающие спортсмена люди, которые часто воспринимают тренера, тренера по физподготовке или массажиста, которые помогают решить актуальные проблемы, как людей второго или третьего сорта. Редко находятся более-менее адекватные игроки. К тому же, многие игроки молодые и им не хватает жизненного опыта, чтобы понимать, как строить взаимоотношения, в том числе и рабочие.
– А второе предложение?
– Позвонил молодой человек теннисистки, который курирует ее карьеру. Обсуждали варианты, я начал говорить о моментах, но понял, что там серьезные ограничения по работе, которую можно с ней проводить. Грубо говоря, с тактикой можно работать, а в психологию лезть не надо. Я высказал свое мнение, что необходимо менять в игре. Меня культурно выслушали, кивнули головой, больше мы на эту тему не общались. Предположил, что моя кандидатура не настолько интересна. Так что нельзя назвать эти предложения стоящими.
«Сейчас тренер чаще воспринимается как слуга, а не учитель»
– Вам поступали предложения из России?
– Нет.
– Тогда почему вы не востребованы в России? У нас много классных, молодых девочек.
– Мне кажется, есть несколько факторов. Обычно, когда девочка молодая, она сама за себя не решит, ответственен кто-то другой. Зачастую этот другой не может принимать взвешенные, осмысленные решения, так как не понимает, как работает спорт, он сам в нем не варился. Надо выработать критерии отбора тренера. Если человек не знает, как проанализировать рынок или происходящее, то будет сложно принять правильное решение. В России есть с этим проблема.
Второй момент – банальная скупость многих игроков. Мало кто верит, что инвестиция в себя окупится. Я это понимаю как игрок. Понимаю, что существует много не очень квалифицированных специалистов, которые показывают «обертку», но не делают качественную работу.
Есть еще моменты, которые для меня вообще не понятны. Например, мой номер телефона есть у многих, но не было ни одного звонка. Одному игроку я просто в лоб написал, хотел помочь по-человечески, не навязывался на работу. Просто я знаю игрока, она мне импонирует по человеческим качествам, приятная девушка, которая, может играть лучше, есть все данные для этого. Я ей позвонил, сказал, что очень тяжело смотреть, как она проигрывает в первых кругах, и она в ответ: «Да, не поверишь, мне тоже», – и на этом все закончилось.
Я считаю, если игрок ищет помощи, то просто напишет и обратится. Если вы хотите в себя правильно инвестировать, у вас есть нужный контакт, который может помочь, неужели вы бы не обратились к нему хотя бы за советом? Есть игроки, у которых все карты в руках, но они не принимают никакого решения. Я считаю, глупо убеждать, заставлять насильно. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих – это первое правило для меня.
Если у игрока нет запроса на улучшение своих результатов, то ему ничего не поможет. Насильно из-под палки – это будет постоянный конфликт, и он в какой-то момент прорвется. Есть некоторые игроки, у которых потенциал играть в пятерке, а они стоят за полтинником. Можно взять такого игрока, заставить, он или она заиграет, но, когда поднимется в двадцатку, то сразу уволит, потому что все будет на конфликте, который вечно будет подавляться, а потом у него просто сорвет башню, потому что он будет считать, что все знает и умеет, и самостоятельно добился успеха.
Обиды будут сидеть в подкорке, и все это «из-под палки» вспомнится. Не бывает такого, что человек, которого вы насильно заставляли, в какой-то момент скажет: «Спасибо, что в свое время вы меня заставляли». Я пока такого не видел. Сейчас уже другое поколение и тренер чаще воспринимается как слуга, а не учитель.
«Сафин по данным и таланту должен был быть первым, но ему и так было хорошо, не хотел перенапрягать организм»
– Можете назвать хотя бы одну фамилию, кто находится за полтинником, но может быть в пятерке?
– Я считаю, что 90% игроков может улучшить свои показатели, может, даже больше 90%.
– Мне кажется, это должно польстить человеку, потому что вы видите в нем потенциал.
– Дураку невозможно польстить, объяснив, что он дурак (смеется). Если вы считаете, что польстите кому-то, сказав, что он делает что-то не так… Я тоже раньше думал, что надо говорить все в лицо, но, оказывается, не всегда люди хотят слышать правду. Игроков таких еще меньше. Есть масса спортсменов, которые со стороны будто должны выигрывать, но ровным счетом ничего не делают.
Из последних примеров – Слоан Стивенс. По физическим данным и игре она превосходит многих игроков десятки, и таких много. В женском туре с этим вообще пандемия, у ребят все-таки пробиться немного посложнее. У парней выше конкуренция, поэтому они вынуждены улучшать себя. Мало кто может выиграть шлем с первого раза. В женском теннисе много сейчас одношлемовых игроков: Остапенко, Швёнтек, Крейчикова, Кенин – все они могут играть намного лучше. Наверное, из них Швёнтек и Крейчикова профессиональнее всего подходят к карьере, все остальные могли бы играть лучше.
Есть также игроки, которых в принципе устраивает быть в 20-ке, зачем ему/ей стремиться выше? Вспомните Марата Сафина, который по данным и таланту должен был быть первым, но всегда отвечал, что ему и так хорошо, не хочет перенапрягать организм. Те игроки, которые доминируют, являются фанатиками спорта. В понимании обычного человека – они не самые адекватные люди. Есть ребята, которые по графику ходят в туалет, так как это им помогает играть чуть лучше. Утрирую, конечно, но суть в том, что не каждый готов жертвовать всем ради результата.
«Если Медведев закончит сезон первым, это будет более значимо, чем если приедет как цирковой медведь на Кубок Кремля»
– Возвращаясь к вопросу, что в России вы не востребованы. Может ли быть такое, что к соотечественникам относятся чуть по-другому в теннисе. Грубо говоря, если платить много, то иностранцу.
– Я к соотечественникам по-другому не отношусь. Я чаще общаюсь с тренерами и слышу больше историй о проблемах тренерской работы, чем о проблемах игрока. Истории разные бывают. Возможно, у кого-то такая стигма есть, что свои и так согласятся. Но когда я тренировался в Германии, тренеры получали больше, потому что они половину отдавали на налоги, им на жизнь оставалось меньше. В Испании же при прочих равных тренер обходится дешевле.
Возможно, от этого очень тяжело заплатить четыре тысячи долларов в месяц, когда в России среднестатистический тренер зарабатывает полторы. Но я видел, как некоторые нанимают пафосного или «элитного» тренера, который берет много, красиво рассказывает и обещает, но результата не следует. Это уже проблема того, кто нанимает. Наверное, потому реклама и преобладает в социуме – мы все ведемся на скорый успех и так далее. Надо людям чуть-чуть больше читать басни Крылова, наверное (смеется).
– Осуждаете Медведева, что он пропустил Кубок Кремля и вообще российские турниры?
– Нет, потому что с точки зрения игрока он должен сосредоточиться на том, что лучше для его сезона и карьеры. Да, может быть, многие расстроились, но что произошло бы иначе в нашей стране, если бы он выступил? У нас экономика бы поднялась? Дети воодушевились бы и схватились за ракетки? Что бы изменилось? Не думаю, что это его прямая обязанность.
Если он закончит сезон первым, то это будет для российского тенниса более значимым результатом, чем если он приедет на Кубок Кремля, будет как цирковой медведь в клетке, и завалит остаток сезона из-за того, что вынужден потакать диванным критикам, которые говорят, что он обязан лично им или стране.
Не знаю, какие у него были договоренности, обязанности. Это очень сложный вопрос. Часто ведущие игроки не играют Кубок Дэвиса и подвергаются критике, потому что сидит человек на диване и считает, что лично ему Медведев обязан приехать и выступить, потому что денег у него и так дохрена, что ему, впадлу что ли приехать? Я считаю, что невозможно всем угодить, поэтому считаю, он должен думать, что подходит лучше ему.
«Я не могу прийти и сразу начать менять удар справа, Анетт начнет проигрывать и скажет, что у нас ничего не работает»
– Теперь об Анетт. Вы работаете с ней с середины августа, сколько процентов вашего вклада в то, что сейчас с ней происходит?
– Я бы с удовольствием сказал 150 и все благодаря мне, но я же не дебил, прекрасно понимаю, что я всего лишь в какой-то степени боцман. Моя задача – помогать капитану. Если корабль успешно доплыл из точки А в точку Б – это чья больше заслуга: капитана, юнги, боцмана или кого?
Анетт решает, слушать мои наставления или отложить их в сторону. Она принимает решения на корте, я всего лишь доношу информацию. В каких-то моментах моя помощь может быть критичной, в каких-то – решающей, в каких-то – лишней. Понятно, что всегда хочется знать, черное это или белое, но есть еще много оттенков серого.
– Просто с вашего появления в ее карьере она плюс-минус не проигрывает, пошли успехи. Это стечение обстоятельств? Или вы волшебник, который за две недели у нее в голове что-то поменял?
– Волшебства тут никакого нет в любом случае, поэтому меня так точно не надо называть. Да, на некоторые вещи, которые раньше никто не замечал, может быть, я обратил внимание, добавил какие-то штрихи. Она и до этого хорошо играла, проигрывала хорошим соперникам. Не было такого, что она уступала игрокам за соткой, а потом вдруг заиграла. Она проиграла той же Остапенко, Саккари – состоявшимся игрокам. Везде чего-то не хватало, не выигрывала, но была очень близко.
Сейчас же прибавилась уверенность, понимание и доверие к самой себе, своей игре. Но для того, чтобы достичь этого и первых побед, приходилось что-то менять. При этом мы практически ничего не меняли технически, были только тактические моменты. Возможно, изменилось ее видение собственной игры, понимание, что делает на корте – это больше все-таки тактика и психология. На технические моменты пока не было времени.
– Значит, успех все-таки связан с вами?
– Я понимаю, какие вещи я добавлял, какие вещи старался поменять. Может, они кажутся незначительными, но технические изменения, особенно во время турниров, невозможны. Меняются мелочи, штрихи – это как добавить специи. Кто-то варит суп и добавит картошки, а здесь надо добавить лавровый лист и чуть-чуть посолить, поперчить и понимать, как все ингредиенты дают неповторимый вкус. И когда человек это попробует, скажет: «О, боже, какой это невероятный суп», – при этом не понимая, что в нем изменилось, вроде ингредиенты остались те же самые. Просто дело в пропорциях.
В этом и состояла моя задача на короткий промежуток времени. Я не могу прийти и начать менять удар справа, она начнет проигрывать из-за этого еще больше и скажет: «Я не понимаю, чем ты занимаешься, у нас ничего не работает». Моя задача – показать успех, чтобы она ощутила, что работа идет в правильном направлении.
«В середине августа все, за исключением нескольких полоумных, сказали бы, что попадание на Итоговый невозможно»
– Не слишком ли быстро все произошло с попаданием на итоговый турнир? Нет опасения, что это тоже может стать одношлемовой историей? И что надо сделать, чтобы этого не произошло?
– Я тоже над этим задумываюсь, потому что есть опасения. Когда ты привыкаешь к успеху, ты немножко теряешь реальность. Тебе кажется, так должно продолжаться все время. Но у Анетт достаточно интеллекта, она умна и прекрасно понимает, что нынешний результат очень сложно повторить.
Если бы в середине августа сказали, что она попадет на итоговый, то все, за исключением нескольких полоумных, сказали бы, что это невозможно. Сейчас можно сказать, что она сотворила невозможное. Просто мы над этим не задумывались, планомерно двигались вперед.
Где-то это было стечение обстоятельств, где-то сыграла проделанная ею работа, где-то изменения, которые она принимала, доверяя им, потому что она вполне обоснованно могла сказать: «Ты какую-то хрень несешь, я не согласна и буду делать по-своему». Да, конечно, я заслуживаю похвалы, потому что я посидел, покумекал, почесал репу и подумал, что мы можем поменять, чего ей не хватает. Сумел взглянуть со стороны и сказать: «Давай вот это сделаем первым, а это – вторым». В итоге результат такой, как сегодня.
Я очень рад, что она все это сделала, я этого, конечно, не ожидал. Очень круто, но есть опасения, что все произошло слишком быстро. С другой стороны, нынешние успехи могут дать ей больше уверенности, появится желание улучшать себя, потому что стремление к саморазвитию – это самый необходимый аспект для любого человека, для его результатов. Мне кажется, она словила этот момент.
– Вы поедете с ней на итоговый?
– У меня пока нет визы в Мексику, но надеюсь, что поеду.
– Если займете последнее место – катастрофа?
– Можно и так на это посмотреть. Но я отталкиваюсь от того, с чего мы начинали. Она может вернуться на следующий год уже не последней в восьмерке, а где-то повыше. Я не любитель каких-то предсказаний: человек может поменяться так, что его все будет устраивать в жизни и он выйдет на плато: «Мне здесь комфортно, все хорошо, давайте не портить друг другу жизнь и настроение». Может быть и наоборот: «Меня так сейчас прет, я хочу быть первой, я готова делать все, что угодно, лишь бы достичь номера 1». Я не волшебник, не могу заставить человека, который не хочет играть в теннис, чтобы он захотел в него играть. Я могу найти способ заинтересовать его, но это долго работать не будет.
– В команде какие сейчас настроения? Победа в итоговом турнире?
– Мы особо не обсуждали это. Прекрасно понимали, что итоговый турнир мог и не состояться. Один раз оступиться было бы достаточно, чтобы на нем не оказаться.
– Но вы же уже там…
– Мы буквально сутки назад узнали, что участвуем (интервью было записано 1 ноября – прим. Metaratings). Пока не обсуждали этот момент. Ей надо два-три дня, чтобы прийти в себя, получить удовольствие от обычной повседневной жизни: побыть с друзьями, поспать в своей постели, побыть дома.
Понятно, что она настроена на победу. Ни один человек не захочет ехать туда ради денюжки, чтобы получить по ушам и вернуться домой. Хочется выигрывать. Но я ей постоянно говорю: «Мне до фонаря, выиграешь ты или проиграешь. Единственное, что меня интересует – это твой прогресс. Если ты будешь прогрессировать, то результаты придут сами собой». По-другому быть и не может. Ты не можешь быть классным игроком и проигрывать.
В Мексике придется немного подстраиваться под высоту и готовиться. Я думаю, у нее достаточно уверенности в своих силах, и она сможет, где-то, не играя в свой лучший теннис, кого-то обыгрывать. Очень сложно предположить, чем эта поездка закончится. Будет какая-то нереальная история, если она выиграет итоговый турнир. Мы будем делать все возможное, чтобы достичь этого. Получится ли или нет – это уже не только в наших руках.
«Было безумно больно, готов был сделать для Соболенко все. Больше ни с кем у меня не будет так же»
– Создается такое ощущение, что до сих пор не зажила червоточина после расставания с Ариной Соболенко и вы боитесь, что с Контавейт может то же самое произойти.
– Было безумно больно, что все закончилось так. Для Арины я готов был сделать все, что угодно. И я, кажется, говорил, что больше ни с кем у меня не будет так же. Но статистика вещь упрямая. Отношения между тренером и игроком – это как ситуация в браке: количество разводов никакого оптимизма не внушает, когда идешь под венец. Я пытаюсь быть более реалистичным. Естественно, будут спады, будут ссоры, проблемы и здесь вопрос в том, как мы будем действовать. В целом я психологически понимаю, что, если я смог преодолеть предыдущий разрыв, то я могу это выдержать.
– Ментально вы стали сильнее?
– Да, я надеюсь на это. Закалил характер уж точно, обрел понимание, что можно вытерпеть многое и выжить. Главное – желание и уверенность в собственных силах. Я из этого пытался извлечь для себя максимум. Урок на всю жизнь.
– Контавейт сказала, что вы научили ее больше верить в себя, добавили позитива – это причина успеха. А Соболенко в то же время сказала, что после расставания с вами стало меньше негатива, она почувствовала себя спокойнее, увереннее. Судя по всему, вы сделали счастливее обеих. Можете прокомментировать эти высказывания?
– Понимаю, что где-то мог быть вольный перевод, но, если человеку лучше без тебя, что ты можешь сделать? Явно сдвиги в результатах у Арины есть и, возможно, ей необходимо было то, чего не хватало в работе со мной. Я старался как мог, но прыгать выше головы не умею.
– Сейчас вы сдерживаете себя в общении с Анетт?
– Я надеюсь, что стал мудрее. Конечно, какие-то вещи я меняю в своем подходе. Честно, не могу себя критиковать так сильно, как хотелось бы. Я не умаляю своих косяков, но, когда игрок считает, что тренер где-то мешает, неважно уже, что думает тренер. Ты можешь говорить игроку, что не мешаешь, а пытаешься помочь. А игрок говорит: «Нет, я не хочу это, я хочу другое. Ты мне мешаешь».
Наверное, где-то эти отношения себя исчерпали и надо было двигаться дальше. Возможно, не будь того эпизода работы с Ариной, я не смог бы дать Аннет то, что я ей даю сейчас. Время расставит все по своим местам. Наверное, надо будет интервью делать где-то через пару лет и уже задавать повторный вопрос: «Правильное это было решение или нет?»
«Конфликт с Соболенко вырос на ровном месте. До сих пор не знаю, что произошло»
– Обсуждали ли вы с Аннет, ее менеджерами или компанией, которая проводила отбор для тренеров, ситуацию с Соболенко? Что произошло, из-за чего поссорились, не произойдет ли такое с Аннет?
– Если бы мне задали вопрос, я бы ответил – я сам не знаю, что произошло.
До сих пор не понимаю, что, зачем и почему. Как-то так получилось, что конфликт вырос на ровном месте. Работодателей все равно интересует результат работы. Я думаю, что никто никакой гарантии дать не может. Никто не сможет гарантировать, что не будет конфликтов, что не произойдет то, чего никто не предвидел. В женском туре конфликтов очень много. Это нормальная история.
Есть такой термин «тренерская карусель», когда тренеры идут по кругу. Сейчас Эмма Радукану, которая выиграла US Open, увольняет людей, с которыми она работала. Естественно, все в шоке. Если бы мне сейчас кто-то позвонил из ее команды и спросил, хочу ли я тренировать ее, я бы дрожал от страха, потому что ты не знаешь, когда тебя уволят.
Помимо того, что ты тренер, ты еще и обычный человек и у тебя есть страхи, переживания, эмоции и чувства. С работодателем мы не обсуждали вопрос о ситуации с Ариной, они сказали, что им понравилось работа, которая была проделана ранее. Спросили, как я вижу игру Аннет, изменения в ее игровом процессе. Я написал список вещей, которые было бы неплохо внедрить в ее игру. Они прогнали этот момент через нее, ей понравилось, мы решили пообщаться.
Мы поговорили два раза и договорились поработать пробный период. Конечно, какие-то переживания по поводу нового человека в команде у любого игрока есть. Тренерская работа во многом не техническая и не тактическая. Главное понимать, что человек чувствует, что ему можно сказать, а что нельзя, когда ему нужна поддержка. Эти моменты часто выходят на первый план. Где-то надо корректировать технические и тактические вещи, но всему свое время.
Я очень долго ездил без тренера, потому что не мог найти себе человека, который бы видел мою игру так, как видел ее я. К каждой кастрюле должна быть своя крышечка.
– Вы можете сравнить Арину и Аннет, как девушек, как теннисисток, как людей?
– Как девушек или людей сравнивать в данном контексте смысла нет. С точки зрения тенниса, понятно, что Арина гораздо сильнее физически. Мне кажется, что ей более привычно действовать интуитивно и на эмоциях во время игры. Если ее «зарядить» исключительно на логику, ей будет тяжело, потому что для нее это менее привычно.
Аннет привыкла прогонять информацию через голову. Она действует менее инстинктивно и более осознано, чем Арина. Когда ты можешь подать со скоростью 180 км/ч, то твоя игра строится по-другому, приобретает другие краски, чем когда ты подаешь 165 км/ч. Заставить Аннет играть в силовой теннис будет глупостью. Ей 25, и силовой теннис – это не тот стиль игры, который она проповедовала.
Да, можно что-то добавлять, что-то приукрашивать, но суть игры у них разная. Если Арина более инстинктивная, то Аннет больше анализирует ситуацию, прорабатывает информацию, принимает более взвешенные решения. У обеих есть свои плюсы и минусы. Надо понимать, с кем ты работаешь и что ожидаешь от такого склада характера.
«Анетт где-то начинает говорить по-русски, но некоторые вещи мне проще донести на английском»
– Касаткина – подруга Аннет. Обсуждали ли с ней перед началом работы с Аннет, как с ней лучше работать, какая она в жизни?
– Мы с ней знакомы, но на эту тему ни с кем не общался. Какие-то моменты мы обсуждали с мамой Аннет, но в этом не было крайней необходимости. Хорошему сотрудничеству поспособствовало то, что Аннет в целом открыта для общения. Понятно, что у нас всех есть какие-то страхи, переживания и открываемся мы не сразу и не всем. Но мы все хотим быть услышанными и понятыми.
Когда ты чувствуешь поддержку, отсутствие критики, открыться гораздо проще – это залог для хорошего взаимопонимания и работы. Аннет может объяснить, что чувствует, думает и, если мы встречаемся на «нейтральной территории», где у меня нет каких-то претензий к ней, а у нее нет претензий ко мне, мы можем что-то обсудить и прийти к какому-то консенсусу. Как долго продержится такое общение, никто не знает.
– Вы до сих пор говорите с Аннет на английском языке? Она недавно сказала, что хотела бы вспомнить русский язык. Не пытаетесь перейти на русский?
– Она где-то начинает говорить по-русски, я ей отвечаю на русском. У нее просто настолько хороший английский язык, что мне проще доносить какие-то вещи на английском. Если я начну говорить быстро на русском, то она может некоторые слова не понять. С Дашей они общаются на русском, все время шутят над словом «помидорики». Аннет где-то назвала маленькие помидоры «помидориками». Когда они видят друг друга, кричат это слово. Я тоже немножко стесняюсь говорить с ней на русском, не знаю почему.
– Вам было важно победить в России на Кубке Кремля?
– Я не делю планету на паспорта. Мне это неважно. Я об этом даже не задумывался. Кто-то мне потом сказал, что Аннет обыграла Александрову в Москве, Халеп в Румынии. Принял как факт, даже не знаю, хорошо это или плохо. Кто-то считает, что дома стены помогают, но лично я всегда чувствовал давление, потому что мне хотелось показать, что я русский, выиграл турнир для страны, для болельщиков.
Как тренер с 35 летним стажем и регистрацией в ртф на 150 процентов согласен с Димой но мне немного повезло, через 5 лет после окончания работы с одним очень способным теннисистом он позвонил и поблагодарил за то что я довольно жёстко заставлял его тренироваться, но это я считаю удел умных и честных. Удачи Дима во всём